|
Алена
Маус
"Маленькое
чудо"
 Слеза
медленно выскользнула из своего ложа, и, обжигая влажный висок,
направилась вслед за своей подругой. Вскоре подушка встретила
гостью смятым шелком и пригласила присоединиться к остальным.
Наблюдая за мокрой вечеринкой, вернее, ощущая ее безропотный
разгар, я медленно подумала. О чем - уже не помню. Знаю, что
в ушах все еще отзывались противным эхом его слова и быстрые
шаги. Почему он так тихо прикрыл дверь? Именно прикрыл, а
не хлопнул. Хотя такое нахлобученное признание в собственной
нечистоплотности требовало изящного грохота - в качестве слезовыжимательного
оригинала. Последний заменил хлопок шампанского - его любимого
шампанского, которое я полдня выискивала в наших "маркетах",
опустевших в праздничный последний день.
Рядом
с кроватью, под которой валялась пустая бутылка, стоял мой
любимый столик. Якобы ночной, якобы из карельской березы.
Туда-то я уже три минуты пыталась навести свои глаза. С расплывшейся
тушью. Французские производители тщательно заботились о своих
плаксивых покупательницах - краска абсолютно не мешала всплескам
эмоций, точнее, их выплескам, а наоборот, способствовала и
углубляла весь драматизм ситуации. Меня бросили.
Меня бросили
в самый пикантный момент, когда первые такты старика Мендельсона
уже маячили пушистыми цветами на моем белоснежном одеянии.
Кстати, завтра его нужно забрать у портнихи. Или не стоит?
Слабое мерцание, исходившее из левого угла ночного столика,
подтвердило истинность моего предположения. Это кольцо мы
выбирали вместе. Он тогда долго водил меня по торговым рядам,
не решаясь приоткрыть свой целевой занавес. И только после
не помню, какого - дцатого посещения магазинчика с побрякушками
я остановила его возле огромной витрины. Не глядя на него,
я выдавила из себя фразу, напоминающую утвердительную реакцию
на вопрос о замужестве. В этот момент мой благоверный вздохнул
подобно снайперу, совершившего удачный выстрел. Через минуту
улыбающаяся продавщица протянула мне своими кукольными стилетиками
тоненькую полоску золота, усыпанную малюсенькими брильянтиками.
Искусственными, как оказалось потом. Ненастоящими как его
любовь.
"Ты должна понять меня... До сегодняшнего дня мне казалось,
что, в общем, я того, люблю тебя... Я ошибался, прости".
Ну еще бы. Когда бледный цыпленок смотрит на тебя щенячьими
глазами, а ты по-королевски тратишь на нее свой ташенгельд,
выдаваемый богатеньким отчимом - это естественно не любовь.
А игра, пусть жестокая, но по правилам. Возникшая в пьяненьком
облачке, в котором плавали два откормленных старшекурсника,
поспорившие на меня, когда я поглощала свой безвкусный кофе.
Холодный, мокрый и скользкий.
Как этот комочек, притаившийся под моей левой грудью, отказывающийся
работать дальше в оптимистическом режиме...
Обещанный
хмель итальянского винограда постепенно прощался с моим рассеянным
сознанием, унося с собой обезболивающий эффект. Взглянув на
кольцо, я приподнялась с кровати, толкнула рукой окно. Воздух
десятого этажа пощекотал мои ноздри и отправился вояжить по
маленькой комнатке. Шкафчик, два кресла, широкая кровать (его
подарок) и мамин ночной столик. Все уроки и тетрадки моих
учеников я проверяю на кухонном столе. Через минуту я держалась
за подоконник и пыталась идентифицировать марку машины, остановившейся
у моего подъезда. Очки одевать было лень. Кроме того, если
как следует прищурить правый глаз, то можно было увидеть причудливый
капот ночной гостьи. Что-то похожее я видела в альбоме моей
бабушки. Она уверяла, что сей набросок, сделал ее первый мужчина,
исчезнувший в день ее совершеннолетия накануне второй мировой
войны. Бабуля права, сто раз - мужики не меняются. А вот женщины…Ой!
Чего это я? Так ведь и упасть недолго. Инстинкт самосохранения
попросил слова и аргументировано доказал, что смысл жизни
существует. Благополучно приземлившись в кресло, я узрела
слабый свет в коридоре. Так эта сволочь не закрыла дверь на
замок. Совершить это мне не представлялось возможным - три
метра до коридорчика и еще метр до замка. Правда, если ползком,
тем более что в прихожей есть вешалка, а там мой самый последний
НЗ - полбутылки "Белого аиста". Ну-с, собралась
с силами, пошла, вернее пойду. А мой милый был прав, шампанское,
да в таких количествах, плюс девственный желудок творят чудеса
с координацией. И с процессом мышления. Но вот что еще и с
процессом восприятия - этого я не знала, пока не увидела туфли.
Черные такие, блестящие, мужские, судя по размеру. "Это"
стояло в метре от меня, в темно-серых брюках. Ужасно долго
поднимая голову, я увидела свитер, зеленый, с ромбиками. Та-ак.
Значится мужик. А я одна. И пьяная. И несчастная. Может быть
на лицо посмотреть?
- Взгляни, взгляни.
Обладатель приятного баритона предлагал мне маленькое ночное
знакомство, смысл которого не сулил пока ни чего хорошего.
Разглядывая лысую голову незнакомца, я пыталась определить
возраст - безрезультатно. Угадав мои мысли во второй раз,
посетитель заверил меня, что лысина у него преждевременная
- от частых раздумий и нервной работы. Следя за синтаксисом,
я поинтересовалась профессией лысого философа. Помедлив, он
хитро улыбнулся и ответил:
- Агент.
- Какой такой агент?
- Страховой.
- Да? И что же вы страхуете?
- Не что, а кого. Людей. Мужчин и женщин.
Вполне логично. Кого же еще можно страховать, не кошек же.
Кстати...
- А где моя кошка?
- Ушла погулять. Я ее выпустил.
- Зачем?
- Пописать, покакать.
- Ну, здрасте-мордасте.
Вот тут мне вдруг стало очень холодно. Лысый улыбался, но
от его зубов веяло приветливостью Снежной Королевы. Спокойно,
без паники, нужно что-нибудь спросить, как можно естественнее.
- Как вы вошли?
- Через дверь.
Простота его ответов могла сразить наповал даже ректора нашего
института.
- А зачем?
- Что зачем? Зачем я пришел?
- Ага.
- Вы не против, если я присяду? Знаете ли, весь день на ногах.
- Нет, вы будете стоять, пока не объясните мне цель вашего
визита.
Ух, как складно вышло, аж самой понравилось. Лысый присел
на корточки, посмотрел на мою правую руку и устало выложил:
- Вера,
я пришел застраховать вас.
- От чего?
- От несчастной любви.
По моей голове ползали сорок восемь тракторов, буравя и выравнивая
одновременно зачатки утреннего пробуждения. Спросите меня,
почему сорок восемь? Отвечу - это у меня такая 50-ти тракторная
шкала похмелья имеется. Поэтому отсутствовавшие две машинки
позволили моим глазам осуществить маленький подъем и оценить
обстановку. Подобно герою старого анекдота я пыталась определить
принадлежность данной кровати. Привычный черный шелк куда-то
исчез, на его место вернулся старенький лен в голубой василек...
Как это у меня силов-то набралось, чтобы ночью поменять постель?
Оставив, сей жизненно важный вопрос без ответа, я продолжила
зрительное обследование комнаты. К нему добавилась пальпация
собственного тела посредством правой руки - она у меня более
выносливая. На мне был мой любимый халат - мамин подарок,
появившийся в моем шкафчике за год до ее отъезда. Чего это
вы сразу решили, что у меня черные волосы, белая кожа и нос
с горбинкой. Хотя все верно - моя мать еврейка. А что касается
отца… Это загадка всемирного масштаба. Знаете, как в кино
- мой папа был капитаном дальнего плавания. Однажды он так
далеко уплыл, что только через неделю его обнаружили лежащим
в сточной канаве. Подняться ему мешала выпитая бутылка водки
и нож, застрявший в левом желудочке сердца.
Мама тогда
не плакала, а просто сидела целыми днями в своей комнате.
Пока не собралась и не уехала. Вернее ее собрали и увезли
в ближайшую психбольницу. Кто же знал, что там, на окнах такие
непрочные решетки, а карниз слишком тонкий?
После похорон меня направили в детдом, а через год выяснилось,
что в Питере живет моя двоюродная тетя, внезапно воспылавшая
ко мне родственными чувствами. А может быть, образ сестры
Терезы явился к ней как-то ночью и намекнул, что пора прекращать
сомнительную деятельность на мясокомбинате и заняться чем-нибудь
честным и добропорядочным. Например, режимом питания исхудавшего
четырнадцатилетнего подростка, напоминавшего девочку лишь
клетчатым платьишком и драной куклой, которую мне подарила
наша любимая нянечка тетя Клава - слепая сорокалетняя женщина.
Ее обожали абсолютно все - начиная от директора детдома и
заканчивая моим единственным мужчиной - котенком Борькой.
С ним я делила свой скромный обед. Хвостатый поглощал полу
сваренную котлетку или холодный минтай. Я же довольствовалась
тремя столовыми ложками "гарнира". Из каких продуктов
приготовлялась эта бесформенная лепешка - я не знаю. Тетя
Клава уверяла меня, что "это" была вермишель. Но
уже тогда, из далекого детства, я помнила, что вермишель тянется
и состоит из маленьких червячков. А "это" просто
физически не могло ни на что растягиваться.
Мои ностальгические
воспоминания были прерваны появлением сорок девятого трактора
в висках и нехорошим чувством в желудке. Успеть бы. Благополучно
скатившись с кровати, я зафиксировала свое израненное алкоголем
тело и направилась к коридорчику. Неожиданно под правой ладонью
что-то хрустнуло. Через мгновенье я уже сидела в кресле и
разглядывала это маленькое препятствие - обыкновенную визитку
из лилового пластика, только абсолютно чистую. Хотя никаких
надписей для установления личности ее хозяина мне требовалась...
Так это был не сон! Тогда что, и кто? Холодная поверхность
визитки приятно щекотала подушечки пальцев и возвращала в
мою спрессованную алкоголем память события прошедшей ночи...
Вместо стройного, подтянутого взвода воспоминаний, в моей
голове отчетливо маршировала одна единственная мыслишка, порожденная
моим измученным желудком. Осмотр внутренностей холодильника
не принес желаемых результатов - его содержимое почему-то
больше смахивало на рацион Поля Брэгга, чем на картину Снейдерса
"Фруктовая лавка". В нормальные былые времена я
бы смирилась с этими двумя тощими морковинами и кислым яблочком,
но только не сегодня, только не сейчас, не здесь. Повторная
трель моего рассерженного желудка окончательно убедила меня
в необходимости дальнейшего поступка - да, да, это я про тебя,
моя старая забытая сторублевка. Вытащив купюру из-под хлебницы,
я мужественно стала собираться в магазин. К сожалению, шопинг
закончился возле моего подъезда, где я встретила мою соседку
- бабу Дусю. Старушка сидела на лавочке, тупо уставившись
в пустую кошелку. Молча присев рядом, я потянулась к своему
правому карманчику. Баба Дуся встрепенулась, всхлипнула, прислонилась
к моему плечу. Я понимаю, никто не виноват, что у моей соседки
единственный и неповторимый сын - пьяница, крадущий по ночам
у родной матери пенсию. И уж тем более в этом не виноваты
мои деньги. Вкладывая в морщинистую ладонь хрустящий комочек,
я почему-то вновь вспомнила свою мясоперерабатывающую тетку
и тот день, когда она впервые увидела меня, играющую во дворе
нашего детдома.
Посреди
убогой детской площадки возвышалась женщина, увешанная золотом
похлеще любой новогодней елки. Тщательно рассмотрев "мишуру",
я отыскала глаза - огромные черные блюдца с сытой поволокой
в обрамлении пушистых стрел. Переливающееся дерево наклонилось
ко мне и предложило уехать отсюда. На мой детский вопрос "куда?"
- елка отрезала:
- Потом узнаешь...
Как я сумела все-таки понять в тот момент, что, несмотря на
зверский аристократический облик моей родственницы, я должна
буду сделать это - преодолеть отвращение к этой поблескивающей
Брунхильде, забыть мою невыносимую любовь к тете Клаве и огромное
чувство долга, перед Борькой. Зажав под мышкой котенка ("елка"
разрешила взять животное с собой) и куклу, я в последний раз
поцеловала мою нянечку. А потом залезла в пахнувшую новым
велюром пасть машины. Дверца черной "Волги" захлопнулась
одновременно с моим первым всхлипом. Дерево прижало к своей
взбитой груди мою кудрявую головку, изобразило левой веткой
поглаживание и изрекло самую ценную мысль, которую я когда-либо
слышала или читала:
- Детка, если хочешь жить, наслаждаясь коктейлем удовольствия
и достатка, то забудь слово "не хочу, не могу".
Для этого существует только "надо", причем всегда.
И сейчас
я не хотела отдавать мой последний полтинник растерянной семидесятилетней
старушке, которая никак не могла завести приличный сундучок
с надежным замком. Вы только не подумайте, что я жалуюсь -
баба Дуся тоже иногда выручала меня. Позавчера, например,
у меня сломался утюг. Мы собирались в театр. Пардон, уже не
"мы", а я и мой бывший благоверный. Естественно,
как чинить утюги на юрфаке не преподают, поэтому я и одолжила
довоенный разглаживатель ткани и благополучно прожгла новую
блузку. В театр я пошла в старой, но вечер все равно не удался.
Большинство актеров было под " мухой", и поэтому
половину реплик я так и не разобрала, несмотря на пятый ряд,
куда меня усадил мой экс-любимый. Не знаю, может быть, для
своих двадцати пяти я отстала от жизни, но мне кажется, что
в театр ходят смотреть и внимать изрекаемое, но никак не щупать
коленки своей подружки и демонстрировать при этом недавно
купленный пиджак от Версачи.
Еле-еле досидев до антракта, я уговорила моего театрала вернуться
домой. Поломавшись, он согласился. Однако в отместку ценитель
драматического искусства отказался провожать меня домой, и,
посадив не на тот автобус, исчез в ближайшем кабаке.
Молча,
стиснув накрашенные губы, я краснела перед вулканизирующей
кондукторшей - он забыл мне дать денег - и ощущала давно забытое
чувство, где-то там, под левой лопаткой. Эта противная болезненная
пульсация усилилась на следующий вечер, когда мой избранник
якобы должен был повести к себе домой. "Дорогая, не пора
бы тебе познакомиться с моей мамочкой?" М-да, видимо
не пора. Опоздав на два часа, он сказал, что мы никуда не
идем. Ни сегодня, ни завтра, никогда. Оказывается мой студент
уже давно (целый год!) женат, и разводиться не собирается
- "Ларисочка ждет ребенка..." На мой вполне логичный
и законный вопрос, заключавшийся в обыкновенном "зачем
тогда я?", он ответил "не знаю".
- Послушай малыш. Я тогда был в жуткой депрессии. Ларка беременна,
отчим машину новую зажмотил. Ну. Сидели с приятелем. Смотрим,
ты - худущая, задрипанная вся. Ну и поспорил, что за порцию
отбивной с картошкой сделаю тебя... Я же не думал, что это
все так затянется.
Я до последнего
штришка помню это. Его зеленые глаза, ласкающие мои влажные
кудри. Его бархатное предложение о совместном ужине. Его таинственный
парфюм. Его изящную визитку, которую он небрежно вложил в
мои дрожащие от счастья пальцы. Стоп! Визитка. Нет не его,
а того, в ромбиках. Попрощавшись с плачущей от радости бабой
Дусей, я рванула вверх по лестнице. К черту лифт! Лихорадочно
открывая замок, я пыталась вспомнить, куда я забросила эту
лиловую бумажку. Влетев в комнату, я тут же наткнулась на
нее. Стоит себе тихонько рядом с телефоном. Все мои мысли,
желания, чувства дружной колесницей вертелись вокруг единственного
слова - "Позвони". Глубоко вздохнув, я решительно
сняла трубку - ничего, ни гудочка, ни шепота, одна стеклянная
глухота и все. Рассматривая пустую гладь лиловой поверхности,
я ругала себя не свойственными моему лексикону эпитетами,
пока не услышала чьи-то шага и знакомый баритон:
- И когда мы научимся закрывать входную дверь?
Не люблю
понедельников, тем более постпраздничных. Прибавьте к этому
еще мокрый снег, ветер и дождь, которые хохотали над моей
завивкой, вернее "растяжкой". По случаю я решила
вытянуть свои мелкие кудряшки феном и придать анемичному лицу
некоторый оттенок французской загадочности. Фаршированная
тетя Зоя всегда считала, что в моей крови независимо друг
от друга текли две абсолютно разномастные национальности:
северный тип гренландца охотника и необузданная чувственность
итальянки. Но мне кажется, что дело все в блокадном прошлом
моей бабки. Иначе чем вы объясните мне тот факт, что мое тело
никак не хотело наливаться соком опытной женщины с бурным
прошлым и любой одежде, при любом освещении я по прежнему
выглядела не старше своих учениц, обгонять которых не имело
никакого смысла - ну, не умею я так сложно краситься. Хотя
сегодня это бы мне не помешало. Все-таки ответственный день,
соблазнение нашего физика. Ужас какой-то! Когда лысый сказал
мне, что именно этого тощего невзрачного тридцатилетнего мужчинку
мне предстоит пригласить на свидание, я вдруг почему-то окончательно
поверила предсказаниям моей бабушки на счет неординарной внешности
моего будущего супруга. Но через секунду я уже сомневалась,
что у меня что-то получиться. Во-первых, он жутко не мой тип,
а во-вторых, у меня с детства очень напряженные отношения
с физикой. Я даже лампочку толком не могу закрутить, а тут
целый учитель, напичканный всякими формулами, законами и схемами.
Да я его
всего пару раз-то и видела. Помнится, в прошлом году какая-то
десятиклассница обозвала его на уроке при народно "козлом",
а на следующий день "педиком". Когда спустя двухчасового
допроса неуклюжая толстушка в обтягивающей юбке поведала ошалевшим
преподавателям истинную причину своего непристойного поведения,
(ее, видите ли, раздражало полное безразличие Николая Сергеевича
как мужчины к ней, как женщине, пребывающей в самом разгаре
ее полового созревания, ради чего она даже юбку укоротила
и мамину блузку испортила), я никак не могла понять, что она
нашла в этой колючей вешалке для серого пиджака. Во второй
раз я столкнулась с существованием этого учителя с месяц назад
- ему были предъявлены обвинения в самоуправстве, педагогической
не профессиональности и все потому, что он отказался вести
своих шестиклассников в тридцатиградусный мороз сроить ледяные
фигуры на школьном дворе. Дело тогда очень быстро замяли,
так как после сего оздоровительного мероприятия двое из участвующих
в данном безобразии очутились в больнице, а весь наш педсостав
подозрительно кашлял еще целую неделю.
В коридоре
моей любимой школы я нырнула в привычную гущу парфюмерно-кислотных
тел, воевавших за местечко у одинокого зеркала. Убедившись,
что волосы безвозвратно спружинились в привычные спирали,
я для порядка рявкнула на белобрысое создание, намекнув, что
скоро будет второй звонок. Фильтруя ее ответную реплику, я
поняла причину столь беззаботного поведения - что-то сегодня
будет. А вот что, будущее интриганка утаила, унося информацию
на своих ковыляющих платформах. Смерив меня лореалевскими
глазами, ее подруги медленно испарились в противоположную
сторону. Оглядевшись, я быстро достала тушь, мазнула пару
раз по стальным вилам, просто так, для проформы. Ну не загибаются
мои ресницы в нужную сторону, не умеют. И не надо, переживем.
Разглядывая
одинокий прыщик, выглядывающий из-под мокрой челки, я уловила
чьи-то бесшумные колебания в воздухе. Так и есть, опять эта
старая дева, наша химичка Элеонора Рудольфовна. Примечательно,
что ее и имя и отчество никак не гармонировали с ее мышиным
видом - блеклая одежда, бесформенная прическа, и четко уловимые
следы асфальтного катка, соприкоснувшегося с ее детским профилем.
Я ее не любила и ненавидела. Терпела и жалела. Странно, несмотря
на безобидный мышастый вид, эта особь являлась одним из лучших
представителей семейства кусачих, подлючих и нахальных. Приблизившись
ко мне, химическая метаморфоза вытянула бровенки вверх, отчего
ее лицо приобрело загадочное по ее мнению выражение:
- Верочка! (Убила бы за такую фамильярность...) Здравствуйте,
милая! Какая сегодня ужасная погода, не то, что ваш вид. Такая
вся свеженькая. Не как всегда.
- Спасибо за комплимент...
- Что вы, всегда, пожалуйста. Я ведь к вам с просьбочкой.
(Если это по поводу лаборантских тараканов, то я ей сейчас
расскажу самый действенный и эффективный способ.) Но серобликая
не дала осуществиться моей зарождающейся издевке, и затараторила
с удвоенной скоростью:
- Верунчик. Если вы про бедных насекомых, то вы опоздали,
из давно отравили (и тебя вместе с ними не мешало бы). Видите
ли, сегодняшний педсовет перенесли на пятницу, вчерашняя лекция
Петра Степановича состоится завтра, а праздничную дискотеку
для детей придется проводить сегодня. Пускай гаденыши повеселятся,
а как вы думаете?
Если бы эта водянистая узнала, что я думаю, она бы меня утопила.
Но как ей еще объяснить, что детей нужно и можно любить.
- Верунчик, было бы очень хорошо, если бы вы меня заменили
сегодня вечером. Заодно с детишками потанцуете.
- Да, но я не люблю танцевать. И потом, три часа наблюдать
за подпольной алкогольной закачкой юных тел, это не для меня.
- Верочка, значит, мы договорились. А Николая Сергеевича я
предупрежу сама.
В эту секунду меня подбросило до потолка, стянуло холодным
покрывалом и обожгло раскаленной неожиданностью всплывших
фактов.
- Так, я что же должна в паре с ним? С нашим физиком?
- Ну, да, сегодня он по графику, а что?
А то старая
крыса, что мне не придется выдумывать повод для свидания.
Поблагодарив щелочную Рудольфовну, я направилась на второй
этаж. Долго, оч-чень долго я искала каменными ногами ступеньки,
ругая свою необдуманную, пошлую и такую завораживающую наглость
- я шла к нему, что бы предупредить его. О чем? О том, что
мы дежурим? Еже неделю назад я бы не обратила на это внимания,
но сейчас. Что со мной? Что это за двухнедельная засуха на
моем языке? Вопросы Гамлетовского и Чернышевского копошились
в карнавале моих чувств и видений... Необъяснимая тоска в
ожидании чуда.
Оно явилось
ко мне, когда до учительской гавани оставались каких-то три
метра. Дверь близлежащего кабинета плавно отворилась, и я
узрела чей-то непривычный силуэт. Я узнала его. Мужской, усталый,
немного ленивый. Он приближался ко мне, заслоняя единственное
окно в нашем школьном коридоре. Мартовское солнце зевало,
выглядывая из-под сиреневого одеяла сумерек. Свежий прохладный
линолеум приятно пружинил под его ногами.
Он шел
ко мне, на меня, сквозь меня. На секунду я позабыла основы
дыхательной жизни, и мои ресницы встретились с бровями - я
обнимала его изящную походку, характерную привычку держать
правую руку в кармане. Я плакала и улыбалась, молча, прислонившись
к стенке. Он не видел меня и должен был пройти мимо. Но он
остановился, кивнул мне как старый добрый друг... Ой, девочки!
Да и мальчики! Я не выдержала, я утонула в его глазах. Это
было. Было больше, чем любовь, тверже, чем судьба, лучше,
чем мечта. Это была она - мягкая, податливая, несгибаемая
истина: "Я нашла тебя, моя половинка..."
Человек
долго и задумчиво наблюдал за странно застывшей парой. Неудобно
склонившись под лестничным пролетом, он щурился и пытался
различить их неловкие реплики. В пояснице просыпалась привычная
карамельная боль. Что ж, еще одно задание выполнено. Медленно
разогнувшись, лысый спустился в фойе, зачем-то поискал глазами
зеркало, и, обрадовавшись его маленьким размером, осторожно
выскользнул из здания. За углом его ждала старая добрая "Победка",
которую от никак не хотел менять на новый "Фордик".
Друзей не предают.
Расположившись
в кресле, он подогнул крылья, нашел удобное положение и замер...
Боль отступила. Весеннее солнце заигрывало с его атласной
лысиной и манило своими искрящими рукавами. Вежливо отказав,
он почему-то закрыл глаза, что-то вспомнил и отогнал недостойную
для мужчины влажность в глазах. "Славная девочка, вся
в бабушку. Правда, не такая наивная". Надев солнцезащитные
очки, он взглянул на часы - до конца рабочей смены оставалось
полвека.
Обсудить
статью
|
